.gif)
Вера Богданова
Что для тебя значит быть писательницей?
Для меня быть писательницей — это в первую очередь рассказывать интересные истории. Писатель — это рассказчик. Мне важно заинтересовать читателя, сделать так, чтобы ему было здорово и интересно, создать этакое кино в голове читателя. Второе — это выражать свою точку зрения, доносить через художественное произведение свое мнение, то, что я думаю о жизни.
Тут иногда говорят: «Ой, вы такая молодая. Что вы можете знать?» Я отвечаю, что у каждого своя правда, у каждого поколения своя правда, и каждый писатель выражает правду своего поколения, своего круга общения. Так из многих голосов многих писателей мы вместе составляем картину реальности.
Есть еще третье. Третье еще. Миссия писателя — донести эмоции, ощущения. Как говорит Шамиль Идиатуллин, я сейчас процитирую: «Социологи у нас говорят по циферкам. Например, по цифрам мы находимся 80% в заднице, да. Журналисты говорят по фактам. Мол, сегодня, значит, произошла задница в таком-то районе. А писатель дает эмоциональную окраску этого всего. Он говорит: “А-а-а, какая задница была — вот такая, и такие вот у нас были эмоции по поводу вот этого”». Передача атмосферы, передача эмоций, передача общественных настроений.
Читательская аудитория узнала тебя благодаря книге «Павел Чжан и прочие речные твари», которая дошла до короткого списка премии «Национальный бестселлер». И я знаю, что до этого ты много писала, у тебя уже выходили книги. Расскажешь об этом? Что было до?
Я писала сколько себя помню. Когда я начала складывать буквы в слова, а слова — в предложения, я стала это делать. Я научилась читать в три года, и, наверное, первый мой контакт с миром — это были даже не друзья, а книги. Кажется, для меня всегда так было — писать как дышать.
В младших классах это были маленькие зарисовки про природу, про погоду. Мне очень нравился «Юный натуралист», у бабушек была большая подписка на даче. Я начинала писать под Бианки, под Паустовского. Потом пробовала писать рассказы, подражая тем, кого я читала. Например, я любила Стивена Кинга, полюбила фантастику — и пробовала себя в ней. Это был поиск: что я хочу сказать, как я могу писать, а еще упражнения — можно писать вот так, можно эдак. Это было совсем не про высказывание. Конечно, все мои фантастические книги были в той или иной степени социальные, но это все было завернуто в фантастику. Кстати, фантастическое сообщество не очень это любило: мол, расскажите уже нам крутую историю, что вы нам тут эту драму нагоняете, да глубину персонажей. Сейчас фантастика изменилась и фантасты изменили свое отношение, но тогда мне за это попадало. А годам к 30 я доросла уже до высказывания.
Я поняла, что хочу писать, и написала. Такую книгу, которую я купила бы сама. Наверное, поэтому я не рассказываю про свои псевдонимы и издания, хотя их было много. Это этап уже давно забытого прошлого, это уже не я. Поэтому моей полноценной дебютной книгой я считаю роман «Павел Чжан и прочие речные твари».
Какие события в твоей жизни сделали тебя той, кто ты есть?
Нас делает собой вся наша жизнь — начиная от детства, от места, где мы росли, от наших родителей и заканчивая нашими выборами и взятием ответственности за них, и все, через что мы прошли, это какой-то момент взросления. Мне кажется сложным вычленить что-то отдельное — все повлияло.
Наверное, имеет смысл отдельно говорить о книгах. На «Сезон» очень повлияло мое детство, то, что я видела эпизоды домашнего насилия и у себя в семье, и у моих друзей в семьях. Мы жили в Москве, вообще-то, в центре росли, но были, в общем, невольными участниками всего этого. С другой стороны, теракты, которые происходили в то время, тревожная обстановка, какой-то хаос, постоянная экономическая нестабильность, в которой барахтались наши родители и старшие родственники. Вот это ощущение абсолютной незащищенности я очень сильно запомнила.
Когда происходила какая-то ситуация острая в семье — например, отец, который злоупотреблял алкоголем, распускал руки, — никто не пытался как будто с этим справиться. Единственный метод справляться с таким, который был в ходу, — это сидеть и молчать, ждать, пока пронесет. Но ни к чему хорошему это не приводит, как мы понимаем. Вот это «молчать и терпеть», этот подход из детства — я его ненавижу. Один из главных моих посылов, моя задача — рассказать, что не нужно молчать, не нужно терпеть, у меня теперь аллергия на такие вещи. Вот это конкретно вписано в «Сезон отравленных плодов» — повсеместное ощущение беспомощности и бесправия.
В случае с «Павлом Чжаном» повлияла еще история о Лазурненской школе-интернате. Когда открылось, многие знали, что воспитанников насилуют, и никто ничего с этим не делал, ничего не предпринимал, пока в дело не вмешались журналисты. Эта ситуация, когда взрослые считают сирот людьми второго сорта, эта позиция «моя хата с краю» меня так возмутила, что я решила об этом написать.
Помимо того что ты писательница, ты еще активная читательница, ты пишешь довольно много об иностранной литературе, составляешь обзоры. Нужно ли писателю быть хорошим читателем?
Конечно. В моем случае это работает исключительно так. Если я хочу что-то написать хорошо, я должна почитать хорошо. Это как с приемом пищи. Если ты хочешь себя хорошо чувствовать, ты должен хорошо питаться. Это абсолютно неразрывная связь. Если ты хочешь, чтобы у тебя был богатый язык и чтобы ты умел хорошо писать, хорошо составлять сюжет, ты должен и читать соответствующую литературу. Невозможно прочесть что-то плохо написанное, а потом написать шедевр, если ты только такое читаешь. Это же насмотренность, начитанность. Важно понимать, какие есть приемы, чем пользуются другие писатели, как они работают, расширять кругозор. Я считаю, что никогда не поздно учиться, никогда не стоит останавливаться в этом обучении. Литература, как и язык, всегда развивается. Она всегда находится в движении — это пластичная структура. И мы, в общем, должны это развитие отслеживать.
А можешь рассказать о том, что ты бы хотела стащить или стащила у какого-нибудь писателя?
Ну, наверное, в плане работы с текстом бывало. Например, какой-то прием поэтический, да, какое-то выстраивание текста. Мне очень нравится, как Ксения Букша делает переходы в своих текстах — например, в «Открывается внутрь» она круто переходит с прозы в верлибр. Или как Саша Николаенко пишет ритмизованной прозой. Вот это мощь. Не то что я там что-то присвоила, нет, я просто смотрю, восхищаюсь и учусь. И, я думаю, мне еще учиться и учиться.
Для тебя письмо — это системная работа? Или больше про романтическое вдохновение, порыв?
Есть вдохновение, и есть системная работа, но они связаны друг с другом. У каждого по-разному работает, у меня работает так. Если я сажусь каждый день много-много лет подряд в девять утра работать, то у меня в этот момент автоматически всегда будет включаться вдохновение. И если я захочу себя усадить вдруг поработать вечером — у меня ничего не напишется, вдохновения не будет. Момент озарения, конечно, есть, и когда я заканчиваю роман, когда я уже глубоко в истории, в персонажах — я могу работать круглосуточно, я просто пребываю в иной реальности, такое ощущение транса.
Но базово мне нужно сесть и писать. Так, чтобы никто не ходил у меня над душой и не дергал меня, не звонил. Должно быть одиночество и пространство для работы — это очень важно. Ну и, соответственно, чтобы было удобно сидеть, не болела спина, не мерзли ноги — в общем, все эти проблемы среднего возраста у меня начинаются. Пояс из собачьей шерсти, в общем, тоже должен присутствовать.
Скажи, ты зарабатываешь своим писательством или ты где-то еще работаешь?
Наверное, только недавно я стала более-менее себя обеспечивать с помощью литературы. Для меня это очень ценно. Но подработка у меня все равно есть. Тут надо помнить, что за большими деньгами — это не в писательство. Те, кто думает, что писатели зарабатывают миллионы, — они очень ошибаются.
Я долго работала в логистике во многих зарубежных компаниях. Я работала переводчиком в крупных бюро переводов, это был перевод для больших корпораций. Моя работа так или иначе была связана с языком. И только потом постепенно перешла на писательскую работу.
Сейчас это роялти, это продажа прав на аудиокниги, это какие-то выступления. Много-много разных вещей, которые ты делаешь как писатель, как публичная фигура.