Публицист Андрей Подшибякин и режиссер Андрей Першин, работающий под творческим псевдонимом Жора Крыжовников, — однокурсники по ВГИКу, где оба учились продюсированию в мастерской Александра Акопова. Оба в 2023-м спровоцировали разговоры о молодежных криминальных делах: Подшибякин — своим хоррор-романом «Последний день лета» про ростовских подростков первой половины 1990-х, Крыжовников — главным поп-культурным событием минувшего года «Слово пацана» про казанские бандитские группировки. По просьбе SETTERS Media они пытаются разобраться в феномене популярности сериала.

Андрей Подшибякин: Ты максимально далеко отошел от комедии, жанра, сделавшего тебе имя, к жанру криминального эпоса. Что тобой двигало?

Жора Крыжовников: Все очень просто: хотелось чего-то нового. Мы часто воспринимаем то, что сделано, как клетку и хотим из нее вырваться. Я поймал некую усталость от комедийного материала как режиссер в районе «Самого лучшего дня» (2015). Я понял, что больше, наверное, не хочу. По этой причине я не стал снимать «Родных» (2021), который мы написали с Лешей Казаковым, хотя он меня уговаривал.

Если говорить еще проще, то надо идти туда, где страшно. Со «Словом пацана» было страшно, потому что я всегда работал с современным материалом и никогда не занимался криминальными историями.

Подшибякин: «Слово пацана» было моментальной бомбой. У тебя не было такого даже с «Горько!», который, безусловно, народный фильм. Ты был готов к тому, что это будет настолько глобальная и культовая история?

Крыжовников: Это невозможно ни запланировать, ни подготовиться, ни осознать. Когда началась вся эта движуха (после выхода третьей и четвертой серий), стало понятно, что происходит что-то очень эмоциональное. Я у всех спрашивал: «В чем дело? Ну вы мне объясните!»

Мы с тобой ровесники, и в этом мы видим путешествие в наше детство и юность. Для нас это понятный аттракцион, такое «Ретро FM». Но почему «Ретро FM», причем настоящее ретро, с «Ласковым маем» и «Миражом», заинтересовало подростков?

Подшибякин: Это такая архетипическая вещь, которая сильно выстрелила. Найденное тобой и, смею надеяться, мной какое-то окошко туда, которое показывает, что это было за время. Мы же не романтизируем с тобой. Мы в конечном итоге показываем (ты — наглядно очень, я — чуть более обходными путями), что это все путь в полную жопу.

Сколько времени уже прошло? В моем случае почти 30, в твоем — больше. Я имею в виду время действия. Мы смогли наконец-то каким-то образом это отрефлексировать. Мне кажется, что это важный, классный шаг. Я поменялся, когда написал свою книгу. Ты, уверен, тоже.

Крыжовников:

«Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи», поэтому, действительно, вспомнить это время сегодня — какой-то важный, видимо, процесс.

Меня, знаешь, что заинтересовало? То, что [тогда] казалось абсолютно реальным и железобетонным, сейчас абсолютно смыто, начиная с моды, с того, как люди общались, чего ждали и что говорили, на что надеялись. На самом деле реальность очень сильно поменялась. Потому что ты смотришь на то время из сегодняшнего дня и не понимаешь, зачем они так оделись, почему они так сфотографировались. Совершенно другое время. На самом деле, как любое время, которому ты свидетель: оно вроде бы и рядом, и очень трудно уловимо. Вот мой инсайт.

Подшибякин: Я такую мысль поймал на этот счет: это было последнее время, когда все были одинаковые, когда все учились в одних школах, ходили в одних галстуках, слушали одну музыку, потому что другую неоткуда было взять. А потом начался вот этот процесс дробления, разделения. Меня не успели в комсомольцы принять, но я очень хорошо помню, что меня одним из первых приняли в пионеры. Это было очень похоже на то, что у тебя показано в сериале: тоже задавали каверзные вопросики, тоже были заморочки с галстуком, потому что я не умел его завязывать, он сбивался в какие-то комки.

Но вернемся к сериалу. Ты уже сто раз слышал про фантастический каст, про потрясающе талантливых ребят-актеров. Но какой у тебя роскошный милиционер, братан. Как ты понял, что вот это оно, что он должен у тебя столько экранного времени занимать?

Крыжовников: С Антоном Васильевым мы познакомились и поработали на «Звоните ДиКаприо!» (2018). У него очень мужское обаяние, что в мужчинах-артистах не всегда встречается. Пока мы писали, стало понятно, что дядя Ильдар — это фигура, которая претендует на то, чтобы заместить отца, как ему кажется, с жесткими, моральными принципами. Весь мир должен им соответствовать, а иначе не получится. Когда я понял, что Васильев — это Ильдар, я понимал: он и согреет персонажа отчасти (своим обаянием), и даст ему больше объема, что герой не будет линейным, а будет живым. Поэтому тут везение связано с тем, что мы с Антоном знакомы.

Как ты сам понимаешь, кинопроизводство — вещь сложная, и по большому счету времени на полноценную работу с актерами никогда нет. Когда проходит кастинг, ты все равно в первую очередь думаешь о тех, кого знаешь, в ком можешь быть уверен. Утвержденный актер должен как бы тащить свою лямку сам, ты его можешь направлять. Знаешь, я привожу такой пример: для того чтобы сдвинуть стоящую машину на метр, нужны 20 человек; когда она едет, достаточно движения руля. Если это движение есть, то все — ты можешь дальше как-то рихтовать.

Знаешь, ничего сложнее со мной в жизни не происходило, чем «Слово пацана». Я дошел до крайней степени истощения и депрессии, пока это снимал. В какой-то момент подумал: если повеситься, не надо будет эту х**** доснимать! Вот такое у меня было.

{{slider-gallery}}

Подшибякин: Пока мы не отошли от темы. Актеры второго плана. Это же просто космос! Ты, наверное, видел обсуждения в Facebook (принадлежит Meta, признанной в РФ экстремистской. — SM), все писали, что Зима лучший вообще. У меня был такой Зима во дворе. У всех такой Зима был во дворе, даже похожий физиогномически на него. Что ты делал со второстепенными персонажами? Тоже были знакомые тебе актеры, которых ты хотел?

Крыжовников: Нет, нет. Я почему сказал, что было очень тяжело? Потому что у меня почти все основные актеры — дебютанты. Леону Кемстачу (Андрей Васильев, Пальто) 14 лет. Рузилю Минекаеву (Марат Суворов, Адидас-младший) 24, но он все равно начинающий артист. Слава Копейкин (Валера Туркин, Турбо) — начинающий артист. Они со Львом Зулькарнаевым (Вахит Зималетдинов, Зима) окончили ГИТИС в 2023 году, в год съемок. Они тоже дебютанты, поэтому ощущение, что мы на грани катастрофы, случалось.

Плюс ты понимаешь… Я делился этим с коллегами. Когда ты берешь известного артиста, ты примерно знаешь отношение к нему аудитории. Когда ты берешь молодого артиста, ты не знаешь, понравится ли он, полюбится ли он, то есть нет никакого запаса прочности. У тебя есть артист — и все. Вот на сколько он сделал, на столько он сделал! Понятно, что Ваня [Янковский], Кологривый, Бурунов — это люди, которые снимаются, у которых есть опыт и своя аудитория. По крайней мере, они лыжню не испортят. Но молодые… Это было все очень страшно. Тем не менее как-то они там… как брошенные в воду, вынуждены были плыть!

Подшибякин: Ты сказал про роль отца-заменителя. Хотел сказать, что мне очень понравилось, как четко у тебя прописан момент дезинтеграции семьи, дезинтеграции всего, в сущности, но семьи — в первую очередь. Казавшаяся благополучной семья, где вчера было все хорошо, через две серии уже совершенно трагическим образом распадается на какие-то атомы.

Я не буду задавать дурацких вопросов, насколько это осознанное решение, потому что понимаю, что это очень круто для драматургии. Здесь мне хотелось как раз про процесс спросить. Я не знаю ничего про серию, которая утекла в сеть, потому что смотрел в каноническом варианте. Насколько ты в процессе что-то менял? Или вы как написали, так и снимали до конца?

Крыжовников: Есть замечательная фраза: писать — значит переписывать. Я считаю, что этот процесс не должен заканчиваться никогда. Слава богу (и в этом смысле я немножко хвастаюсь), что у меня была возможность что-то снять, понять, что снятое меня не удовлетворяет (на троечку), и потом два блока доснять и какими-то заплатками где-то закрыть, а где-то переснять серии целиком. Почему мы что-то переделывали и с чем это связано?

Я вдруг обнаружил несколько аспектов. Первый из них — это то, что я увидел, что ребята очень сильно вовлечены, что даже Турбо и Зима (казалось бы, второй план) нравятся, они интересны и так далее. У нас же были запланированы (они и случились) всякие каверзы. Турбо, который вчерашнего любимчика отшивает и бьет ногами; Маратик, который как бы номер один, главный герой, предает, сдает и становится чушпаном. Это сейчас не к переписыванию, а к процессу той работы, которую мы вели. Я боялся, что в какой-то момент Марата просто захейтят. Конец седьмой серии, он сдал всех. Я думал: ну все, ему конец, потому что так они все в него… Но, слава богу, это проскочило.

А восьмая серия, каноническая, как ты сказал… Мне показалось, что мы совершили пару ошибок, мне не понравилось. Не было никакого приказа свыше или каких-то цензурных проблем. Просто это важно сказать. Их не было. Но было ощущение, что мы можем лучше. Как получилось? Уже после третьей и четвертой серий, когда стало понятно, что аудитория сильно вовлеклась, я просто сказал: слушайте, давайте мы сделаем нормально! В итоге мы переделали, для того чтобы — как сказать? — вместо смазанного троеточия была четкая точка. Скажем так. Я согласен с этим определением. По-моему, в журнале «Сеанс» это кто-то сказал. Действительно, у нас там немножко полуоткрытый был финал. По действию было все то же самое.

Подшибякин: Если говорить с прикладной точки зрения, то понятно, что главный герой, Адидас, как с первого момента в кадр вошел, так он должен ногами вперед выйти из него. Это ясно. Но момент искупления, который наступает в конце для всех, — он так и должен был в твоем изначальном видении наступать? Или кто-то мог, условно, получить счастливый билетик?

Крыжовников: Про видение. Если коротко и просто, ответ такой. Не может быть, мне кажется, в этом жанре хеппи-энда без нарушения жанровых законов. Тогда это не криминальная драма, а криминальная комедия, если вдруг кто-то выскочит и с чемоданом долларов в Мексику, в твой цветной мир уедет.

Благодаря Квентину Тарантино я начал смотреть фильмы 1970-х. Там есть фильм «Побег», который как раз заканчивается тем, что главный герой уезжает с женщиной в Мексику. Когда это произошло на экране, я испытал разочарование, потому что я уж не знаю как, но конвенция работает следующим образом: ты влюбляешься в трагического персонажа, ты его воспринимаешь как человека, который, несмотря на все усилия, обаяние и желание, витальность — все, что угодно, — погибнет. Изначально эта любовь — она такая, немножко мучительная. Вдруг фигак — сели, в Мексику поехали.

Подшибякин: Наверняка ты начал все это смотреть после книги «Киноспекуляции» (Cinema Speculation). Тарантино там отдельно, на несколько страниц, выдвигает теорию, что это какая-то болезненная фантазия, что так быть не могло, что они не могли уехать в Мексику. Приводит даже какие-то доказательства того, что это какой-то вымышленный, странный город и т. д.

Мне очень понравилась у тебя волнообразная история с драматическими поворотами, как Митта учил. Вроде бы все нормально, видеосалон открыли, жизнь началась. А мы-то знаем, что это midpoint называется, после которого все рухнет в бездну полнейшую, что и происходит. Мне понравилось, что у тебя ставки растут постоянно.

Десять раз сказано: «Пацаны не извиняются», а кое-кто в итоге извинился. Собственно, с чего п***** весь и начался.

{{slider-gallery}}

Я еще хотел спросить: откуда ухо такое у тебя, дорогой? Понятно, что твои первые истории («Горько!», «Самый лучший день») — это мюзиклы, по сути, завернутые в жанровую оболочку. Но «Седая ночь» — это просто разрыв. Причем мы же этого не застали, это было чуть раньше. Откуда это пришло к тебе?

Крыжовников: Тебе будет интересно. Дело в том, что это во многом вынужденный саундтрек. Когда я готовлюсь к проекту, я подбираю музыку, которая, возможно, в нем будет. И вот я подобрал.

Дело в том, что, несмотря на то что «Ласковый май» рвал танцпол и «Мираж» тоже был популярен, но номером один все равно была зарубежная попса. И вот в нынешней ситуации, когда ты не можешь лицензировать ничего западного, все эти разнообразные треки, которые я нашел… Ну, из известного — Boys, boys, boys Саманты Фокс, которая играла как раз роль «Седой ночи», потому что после этой песни начинались драки. Они воспринимали это Boys, boys, boys, как «Пацаны, пацаны, пацаны», и это был своеобразный сигнал, чтобы начать драку. Это было все прописано в сценарии. И медляки все были там, Roxette, You’re in the army now (Status Quo) и т. д. Всё это было в сценарии.

Мы писали, по-моему, пятую или шестую серию, когда случились всем известные события и стало понятно, что у нас ничего западного нет. Дальше по большому счету это только «Ласковый май» и ничего другого, потому что из русского это всё. «Седая ночь» — танцевальный хит, и он работает.

Подшибякин: Нарративный контрапункт, как это называется у профессионалов. У меня в моей книге эту роль играет песня Мистера Малого «Буду погибать молодым», которая принимает зловещий характер в конечном итоге.

Что еще я хотел тебя спросить в связи с этим? Мне не хочется какие-то дурацкие вопросы про творческие планы задавать. Мне просто интересно, знаешь, что? Видишь ли ты себя возвращающимся куда-то в ту сторону — может, не в жанровой обертке, но в целом, в эту хронологию, в это время?

Крыжовников: Очень классный вопрос, потому что у меня ощущение, что как будто бы хочется вернуться. Причем в 1988-1989-й. Ты не представляешь, была возможность. Мне тут предложили один проект, действие которого происходило в 1989 году. Мы всё согласовали, и удивительным образом все должно было случиться, и вдруг крупный федеральный канал попросил заменить режиссера, то есть меня. И у меня, может быть, впервые в карьере… Даже я не помню, чтобы просто взяли и меня убрали из проекта одним днем.

Подшибякин: Когда это было?

Крыжовников: Это было этим летом. Я уже сел писать сценарий, уже предвкушая съемки. История должна была разворачиваться в Питере. Время то же, но немножко другая среда, то есть больше интеллигентов, больше питерской фактуры. Тем не менее бандиты какие-то там тоже были, всякие разные. Но вот так бывает. Поразительно. Не пустило. А может, это знак: может, не надо больше туда ходить? Черт его знает.

{{slider-gallery}}

Подшибякин: В сериале очень точно передан антураж того времени, вплоть до дверей. Вы же не в Казани снимали?

Крыжовников: Я, естественно, первым делом поехал в Казань вместе с Робертом Гараевым, автором книги «Слово пацана. Кровь на асфальте». Он провел мне экскурсию: вот это территория чайников, это Грязь, это Низы. Первые полдня, по-моему, мы бродили в основном. Потом мы поехали на Теплоконтроль (неофициальное название района в Казани, произошедшее от расположенного там завода, входит в зону влияния банды «Тяп-ляп». — SM). Я там впервые увидел тех, о ком мы писали. Это какие-то бесхозные молодые люди. Дело было летом, они в шлепках, а мы явно были не в дресс-коде. Мы шли по улице вдоль пятиэтажек, а они с другой стороны бежали параллельно. Понимаешь? Несколько человек. Я вдруг понял в ту самую секунду, что, скорее всего, мы там снимать не сможем, потому что, даже будучи вдвоем, вызвали такой ажиотаж. Что будет, если туда приедет съемочная группа? Это первое.

Конечно, мы еще не теряли надежды, потому что, на самом деле, Казань туристическая отремонтирована, но все эти хтонские дворы и панельки так и стоят. В принципе, ты поворачиваешь с центральной улицы и попадаешь в 1989-й год. Я не знаю, что там поменялось. Скамейки.

{{slider-gallery}}

Но! Когда мы поехали туда на кастинг, к нам единовременно, при минимальном оповещении, пришло человек 500. Тут заволновались органы внутренних дел и начали вызывать кастинг-директора на какие-то проверки. Пришла какая-то повестка, какое-то прокурорское письмо с требованием предоставить сценарий. Это был для меня сигнал. Мной было принято решение в тот самый момент не снимать в Казани, потому что я понял, что, даже если мы их убедим, это просто дополнительный, ненужный геморрой. Тебя замучают советами. Понимаешь? Это второе.

Поэтому снимали в Ярославле — четыре часа на «Ласточке». В этом смысле было достаточно удобно. Мы должны были начать съемки 15 февраля, но в итоге стартовали поздно, 8 марта. Снег стремительно уходил. Например, сцену с дракой Андрея и Марата в восьмой серии мы пересняли один в один уже в ноябре, в снегу, потому что в апреле снега не осталось.

Подшибякин: Помимо диалогистов и всех прочих, конечно, отдельный респектос костюмерам! Мы опять-таки помним, у кого чуханская шапка, а у кого нормальная шапка. И это было очень четко все передано. Понятно, есть исключения: на Янковского что ни надень... Он у тебя максимально и подчеркнуто всегда неухоженный. Лохматый, с какими-то усами топорщащимися, одетый в какую-то рванину сраную, и все равно он такой царь. Как вы работали над костюмами?

Крыжовников: Как сказать? Метод был в том, чтобы попробовать, не сходя с ума, то есть не требовать от женщин, в духе Хржановского, чтобы они вместо тампонов использовали вату, но тем не менее по максимуму приблизиться и сделать это аттракционом.

Усы в то время носили все. Я вспомнил, что дядя был с усами именно в конце 1980-х, папа носил усы, какие-то родственники. Было модно. Но мы шли не за модой, а делали, как было.

{{slider-gallery}}

То же самое с одеждой. Я знаю, что у некоторых режиссеров подход к осовремениванию вещей. Мол, это слишком убого, ну давайте свитерок получше, олимпиечку поскладнее. А у нас по сюжету даже Турция еще не открыта. Китая не было. Если и есть, то немножко Польши. Было советское говно. В итоге и это тоже зашло. Удивительный инсайт, что подлинность тоже может быть аттракционом, развлечением.

Подшибякин: Хороший аттракцион. Спасибо тебе за разговор, было интересно. И до новых проектов. Надеюсь, мы еще поработаем вместе.