Зумеры не хотят работать, практикуют quite quitting и сознательно отказываются от вертикальной карьеры. Белые воротнички все чаще увольняются из корпораций. Продолжающие работать пытаются дистанцироваться от офиса и отстаивают свое право на удаленку. Офисные сотрудники придумали, как имитировать деятельность. Что случилось?

Кризис культа продуктивности пришел не вчера. Хотя еще недавно публичные заявления о переработках, новых проектах, команде мечты и карьерных успехах были важной и социально желательной частью рассказа о собственной идентичности. Отголоски этой моды заметны и сейчас: в описании профилей разных соцсетей мы по-прежнему часто встречаем упоминание компании и занимаемую должность — как то, что приравнивается к своему «я», главное, что человек хотел бы рассказать о себе другим. И все же выносливость, стрессоустойчивость, амбициозность и готовность на все ради продвижения по карьерной лестнице — узнаваемые черты популярных персонажей десятилетней или двадцатилетней давности, будь то Волк с Уолл-стрит, помощница Миранды Пристли, гений из Кремниевой долины или просто благополучный знакомый, графоманствующий в соцсетях. Современные герои не такие целеустремленные. Они уходят на фриланс (или в лес), берут саббатикал (или просто увольняются в никуда), налаживают work-life balance, интересуются пассивным доходом и, главное, массово выгорают.

Болезнь перфекционистов

Выгорание — это состояние истощения, сопровождающееся снижением мотивации, цинизмом, чувством опустошенности.

Термин появился в статье американского психиатра Герберта Фрейденбергера еще в 1970-х годах. Тогда врач работал в нью-йоркской бесплатной клинике для людей с наркотической зависимостью и заметил, что, несмотря на изначальный энтузиазм, он и его коллеги со временем теряли энергию, становились циничными и апатичными. Фрейденбергер связывал это опустошение с перфекционизмом при выполнении своих профессиональных обязанностей — он заметил, что быстрее всего выгорали идеалисты, которые хотели изменить мир к лучшему. Термин burnout врач позаимствовал из жаргона наркозависимых, которые метафорично описывали свое сложное состояние сразу после отказа от веществ.

В 1980-х исследование выгорания продолжилось в работах Кристины Маслач. Она разработала диагностический опросник, оценивающий уровень эмоционального истощения, деперсонализации и степень общей удовлетворенности собой как личностью и профессионалом.

Со временем выгорание перестали связывать только с «помогающими» профессиями. Уже в 1990-х стало ясно, что от него страдают работники самых разных сфер, включая IT, бизнес и творческие индустрии.

В 2019 году ВОЗ включила выгорание в 11-й пересмотр Международной классификации болезней (МКБ-11), подчеркнув его связь именно с рабочим контекстом. Это помогло отделить выгорание от депрессии или тревожных расстройств. В это же время на мир обрушилась пандемия, принесшая с собой опыт переживания изоляции, непредсказуемости и удаленной работы. С этого момента выгорание стало феноменом, слава которого распространилась далеко за пределы медицины.

{{slider-gallery}}

Неслучайная эпидемия среди зумеров и миллениалов

В 2019 году на BuzzFeed вышла статья американской журналистки и писательницы Энн Хелен Петтерсон «Как миллениалы стали выгоревшим поколением?». В ней она констатирует:

«Выгорание и сопутствующее ему поведение — это не то, что можно вылечить, просто отправившись в отпуск. Выгорание касается не только работников, трудящихся в условиях высокого стресса. И это не временный недуг. Это данность миллениалов. Это наша нормальная температура. Это наша фоновая музыка. Это то, как обстоят дела. Это наша жизнь».

В статье Петтерсон рассуждает о причинах хронической усталости людей, родившихся между 1981 и 1996 годами, и обнаруживает, что у поколения их родителей были несколько иные жизненные обстоятельства. Их молодость пришлась на эпоху относительной экономической и политической стабильности — к 30 годам они, как правило, уже имели свою недвижимость, детей и стабильную работу, с которой можно было спокойно выйти на пенсию. Миллениалы оглядываются на опыт родителей и видят, что отстают: они не могут позволить себе покупку дома, у них гораздо меньше сбережений, устойчивости, социальных гарантий. В изобилии только долги и психические расстройства.

{{slider-gallery}}

Петтерсон обращает внимание и на перемены в работе как таковой. Занятость становится все более прекарной. Онлайн размыл границы личного и рабочего времени, поэтому, даже покинув офис, люди продолжают отвечать на сообщения в мессенджерах дома, в гостях, в магазине, в больнице, в путешествии. Нестабильность и непредсказуемость рынка труда держат профессионалов в постоянном напряжении, им приходится прилагать дополнительные усилия, чтобы не потерять работу. Эту гонку ускоряют соцсети, которые уже давно стали площадкой для построения личного бренда — профессионального в том числе. Каноны успеха в Instagram* подталкивают к постоянному сравнению, совершенствованию, приобретению. Навязанные обществом потребности растут, но пропорционально ли росту зарплат?

Петтерсон не соглашается с «изнеженной» славой миллениалов и призывает искать причины массового выгорания не в себе, а в системе. Пересмотр условий труда, самоорганизации и профсоюзы кажутся ей более полезными практиками, чем предлагаемый повсеместно селф-хелп.

«Самый распространенный рецепт — “забота о себе”. Сделайте себе маску для лица! Займитесь йогой! Используйте приложение для медитации! Но большая часть заботы о себе — это вовсе не забота: это индустрия стоимостью $11 млрд, конечная цель которой — не облегчить цикл выгорания, а предоставить дополнительные средства для самооптимизации», — пишет Петтерсон.

Искать проблему не в себе предлагал и британский философ, культурный критик Марк Фишер. В «Капиталистическом реализме» он сравнивал господствующую неолиберальную систему с невидимой идеологией, зомбирующей людей через медиа, институты и повседневность. Массовое подавленное состояние Фишер связывал именно с неблагоприятными внешними условиями, а не с индивидуальными патологиями. Депрессия и тревожность, по его мнению, логичные следствия прекарности, конкуренции и отчуждения.

{{slider-gallery}}

Cелф-хелп, или Помоги себе сам

Пока журналисты и критики ставили очередные диагнозы капитализму, рынок не стоял на месте. Кризисы последних лет породили спрос на продукты и услуги, которые предлагают видеть в проблемах зоны роста и самостоятельно их прорабатывать. Расцвел селф-хелп — индустрия, предлагающая инструменты для развития, улучшения психологического состояния, профессионального успеха и общего благополучия. В этой парадигме человек становится продуктом, задача которого — разрабатывать в себе эффективные фичи и устранять баги на пути к цели шаг за шагом. Кто не улучшает себя каждый день, тот не живет.

Онлайн-курсы, вебинары, коучинг, психотерапия, ретриты, астрология, приложения для медитации, трекеры привычек, планировщики, гаджеты, предметы для осознанности или качественного отдыха стали актуальны как никогда. На книжном рынке случился бум нон-фикшена по саморазвитию и самопомощи при депрессии, тревожности, выгорании, расставании, горевании и других непродуктивных состояниях. Согласно недавнему исследованию ВЦИОМ, за последние пять лет интерес россиян к книгам по психологии и саморазвитию вырос более чем в четыре раза. Книжный рынок селф-хелпа уже успел обзавестись собственной инфраструктурой, дающей конкурентное преимущество в жестких условиях экономики внимания. В русскоязычных медиа можно без труда найти длинные списки книг о выгорании. В книжных магазинах для литературы по теме выделены специальные полки. Вот, например, раздел на сайте «Читай-города» — с 59 разными изданиями только о выгорании. На полке с названием «Личная эффективность», где стоят 477 книг, издательство «Альпина» предлагает и размышления об «антисамопомощи» — как выражается автор, датский профессор психологии Свен Бринкман. Его книга «Конец эпохи self-help: Как перестать себя совершенствовать» была впервые издана в далеком 2014 году и по злой иронии застала только начало той самой эпохи.

«Моя мысль такова: чтобы выжить в культуре ускорения и научиться твердо стоять на ногах, следует обратиться к классической философии стоицизма, в которой ценятся самоконтроль, покой ума, достоинство, чувство долга и осознание конечности жизни. Эти добродетели могут принести бóльшую радость, чем те, которые предлагает поверхностное стремление к постоянному развитию и преобразованию», — пишет автор.

{{slider-gallery}}

Мифы разбились о реальность

Гонка за карьерным совершенством была своеобразной игрой, в которую многие азартно включились с целью победить. Но эта игра уже успела разочаровать и утомить — в том числе правилами, не работающими по выданной инструкции. Известный миф гласит: «Работай как следует — и тебе воздастся по заслугам» («Терпение и труд все перетрут», если по-советски). Или другой миф: «Лучшее получает тот, кто заслужил». Каково было разочарование новых двадцатилетних, когда опытным путем они поняли, что меритократия — это просто еще одна красивая утопия, не имеющая отношения к реальности. Объяснить, почему молодые люди больше не хотят работать, попытались в британском Dazed:

«Мы стали свидетелями деградации мифа о меритократии: за 2010-е годы цены на жилье выросли на 33%, и это сделало домовладение несбыточной мечтой для тех, у кого нет богатых родителей. В октябре 2022 года инфляция достигла самого высокого уровня с 1981 года. Много кнута и мало пряника. Работа не окупается. Вы можете быть профессионалом, но не можете купить себе дом. Люди делают все “правильно” и не достигают уровня жизни своих родителей».

По англоязычным платформам гуляют тысячи мемов о неподъемной цене современной жизни. Среди популярных сюжетов можно выделить, например, дорогую аренду метровой комнаты в Лондоне или отношения, в которые вступают ради выживания за счет партнера.

В русскоязычных соцсетях все аналогично. Возможно, вы видели ролики, герои которых плачут и задаются вопросами, почему такая базовая потребность, как жилье, им недоступна и почему зарплаты хватает только на еду.

Не так давно негодование на тему сомнительного результата от вложенных усилий косвенно продолжилось завирусившимся неологизмом «непо-бебис» (дети непотизма). Так назвали популярных актеров и актрис (а позже и представителей других престижных профессий), карьере которых поспособствовали их известные в индустрии родители. В 2022 году New York Magazine посвятил феномену непо-бебис целый выпуск, а в 2023 году материалы по теме вышли в сотнях СМИ по всему миру.

Предсказуемой реакцией на обстоятельства, в которых предлагается много работать и мало получать, стало массовое разочарование. Оно быстро трансформировалось в апатию и попытки саботировать интенсивный труд. Сотрудники стали практиковать quiet quitting или acting your wage — стратегию минимальных усилий, которых хватит для того, чтобы сохранить свой оклад. Вкалывать стало немодно. Этим, кстати, пользуется инфобизнес, продающий путь к легким деньгам — разумеется, за деньги большие. Недалеко от гуру по прокачке ауры успеха расположились апологеты жертвенной работы за идею, призывающие интеллигентно служить смыслам за символические гонорары или бесплатно. Такой во многом мировоззренческий (пока сотрудники не поймут, что вкладываются не в благородную миссию, а в чужой бизнес) подход к труду обрел некоторую легитимность, когда в мире стало становиться все больше и больше бредовой работы. На злокачественный рост последней обратил внимание антрополог Дэвид Гребер. В одноименной статье и затем книге он описал виды занятости, которые сами работники считают ненужными или даже вредными для общества, но продолжают выполнять их из-за финансовой необходимости. Бредовая работа сводится к бесконечной бюрократической волоките: бессмысленным встречам, созданию таблиц, отчетов и презентаций, заполнению форм и шаблонов, соблюдению корпоративных формальностей. Отсутствие смысла прикрывается слоями офисной суеты — в этом случае единственной мотивацией сотрудника остаются деньги и социальные гарантии. В книге «История усталости» французский историк и социолог Жорж Вигарелло подчеркивает, что современное истощение обнаруживается еще и там, где отсутствует возможность быть личностью, индивидуальностью, вносить заметный вклад в дело и выражать себя через результат. «Любое отрицание такой свободы сегодня ранит, а сопротивление этому отрицанию, решительное непринятие его считаются важнейшим делом», — пишет автор.

Миф о работе мечты устарел, и новая культура отражает его крах, не опасаясь своей аутсайдерской роли. С критикой выступила журналистка и исследовательница истории трудового движения в США Сара Джаффе в книге «Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь». В прошлом году вышел автофикшен Маши Гавриловой «Я обязательно уволюсь» — с рефлексией о поиске работы в культуре, случайных работах для оплаты аренды и еды, постоянной нехватке денег, об усталости, отчаянии, о поиске себя. В этом же критическом ключе описывает реальный опыт труда и зин «Выходные данные», сделанный работницами книжной индустрии.

{{slider-gallery}}

Разочарование в идеальных образах и паттернах, диктуемых культурой и социальными институтами, может переживаться как обман и утрата важной ценности. Но, кажется, именно здесь начинается путь к тому самому «я», о котором пишут социологи, — на месте, которое было занято иллюзиями и фантомами, освобождается пространство для исследования того, что по-настоящему важно. Мы уже стали свидетелями того, как новые поколения работников требуют лучших условий труда и не допускают грубости в свой адрес. Иерархиям они предпочитают горизонтальные отношения, офису в формате 5/2 — возможность брать удаленку. В самоорганизациях, низовых инициативах и DIY обретаются свобода и субъектность, которых может не хватать в найме. Из таких небольших и постепенных перемен складывается новая культура труда и дела — хочется верить, что она окажется более устойчивой и созидательной.

_{* Принадлежит корпорации Meta, признанной экстремистской и запрещенной в России.}