SETTERS Media запускает новую рубрику, в которой писательница и журналист Елена Тимохина, получившая степень магистра creative writing в Лондоне, будет общаться с российскими писателями, художниками и деятелями культуры о том, как они даже сейчас продвигают свои произведения на международные рынки.

В первом выпуске — разговор со Светланой Лукьяновой, писательницей, соосновательницей школы WLAG, героиней А-list, о переводе ее текстов на английский, об особенностях зарубежного литературного процесса и о необходимости мостов между уехавшими и оставшимися.

‍— Света, расскажи, из какой ты семьи и с какими мечтами, стремлениями и установками ты вошла во взрослую жизнь?

— Родом я из маленького города Бугульма в Татарстане. В 14 лет я переехала вместе с мамой в Казань, и вся моя дальнейшая жизнь тесно связана с этим местом. Родители у меня оба заняты в нефтяной отрасли: мама — геолог, папа — геодезист-топограф. Несмотря на то что по маминой линии в семье многие родственники писали, представления о том, чтобы стать творческой интеллигенцией и в целом развиваться в этой среде, никогда не было. Когда стало очевидно, что преуспеваю я именно в гуманитарных дисциплинах, все немного запаниковали, куда с этим идти дальше, куда поступать.

 {{slider-gallery}}

— И как ты все-таки попала в литературу?

— Впервые о профессиях, связанных с текстами, я услышала от школьной учительницы. Она рассказала, например, о журналистике, но посоветовала все-таки поступать на филологический, получить классическое образование и иметь возможность потом и в СМИ идти, и в школе работать — при любых раскладах, так сказать, не умереть с голоду под мостом.

— В университете сразу стало понятно, что ты пришла по адресу, что именно этим хочешь заниматься по жизни?

— Так далеко я не планировала. У меня было пять прекрасных лет, когда я читала книги из списка литературы, ходила на лекции и студенческий КВН, тусила с одногруппниками. Была возможность сильно не тревожиться о будущем: я жила с мамой в собственном жилье, меня никто не выгонял. Довольно быстро я поняла, что работа в школе — точно не мое, в аспирантуру и дальше в литературоведение тоже не тянуло. После университета я шла по классической схеме поисков себя методом проб и ошибок. У меня были проекты, из которых я увольнялась после первого же дня.

‍— Серьезно? Поделись.

— Устроилась однажды рерайтером в фирму по созданию сайтов. Ужасно было все: начиная от рабочих задач (переписывания чужих скучных текстов) и заканчивая кондиционером, который упрямо дул мне в шею весь день. К счастью, мне не успели ничего написать в трудовой книжке. Был опыт работы секретарем: купилась на строчку «вести корпоративный блог», но, по сути, до блога дело не дошло, я сидела на ресепшене, заказывала воду, разносила почту и мыла за коллегами чашки. В моменте мне казалось, что я вообще не хочу больше работать с текстами, это не мое. Сейчас понимаю, что дело было именно в способе работы с ними — в рерайтинге. Мне хотелось создавать свои тексты, а не перерабатывать чужие.

— Когда случился опыт именно создания своих текстов?

— Наверное, в компании «Дисциплина». Там я познакомилась с Сашей Шадриной, мы начали делать совместный блог и паблик во «ВКонтакте», где писали о культуре через феминистскую линзу. Позже наше партнерство с Сашей распространилось на издательство No Kidding Press и на школу текстов WLAG.

— Насколько я поняла, курсы WLAG вы привезли из Великобритании. Почему именно они и как вам удалось договориться с создательницей Кэрри Райан?

— На курсы Кэрри Райан Write Like A Girl натолкнулась в интернете Саша. К тому моменту мы задумывались о создании образовательного продукта, который помогал бы людям учиться писать. В наш блок часто обращались начинающие авторы, предлагали написать статьи, но редко доходили до конца. Так мы поняли, что есть запрос на курсы. Мы написали Кэрри, прошли у нее обучение на кураторов, договорились о франшизе. В процессе мы сильно адаптировали курс, придумали онлайн-формат, поскольку даже в крупных городах было сложно набирать очные группы. Спустя несколько лет Кэрри освободила нас от уплаты процента по франшизе.

{{slider-gallery}}

— Знаю, у тебя есть несколько публикаций в международных журналах. Твой выход на глобальный творческий рынок как-то связан с WLAG или это автономный процесс? В чем была мотивация попробовать себя за границей?

— В начале 2022 года я придумала свою книгу «Я ничего плохого не делаю»: сюжет, скелет, все. Нужно было только найти время, чтобы написать. Я подумала про писательскую резиденцию, подала заявку в «Переделкино», но не прошла по конкурсу. Знакомая предложила рассмотреть подобные резиденции в Европе, их там сильно больше, иногда даже платят писателям стипендию. Я заполнила заявку, CV, мотивационное письмо. Встал вопрос: как показать мои тексты комиссии, если на русском там никто не читает? Я заказала перевод Нине Горской, моей коллеге по WLAG. В ту немецкую резиденцию, куда подавала заявку, в итоге я тоже не прошла, но мне стало любопытно: а кого они отобрали? Оказалось, это были люди с довольно большим литературным бэкграундом, с публикациями на английском и немецком — не только книг, но и статей в журналах, журналистских работ. Так я поняла, что мне тоже нужны публикации.

— Расскажи подробнее о процессе публикаций в зарубежных журналах?

— Я начала с изучения множества бесплатных гайдов и инструкций в интернете, собирала в табличку литературные журналы, слушала подкасты. Мне повезло, у меня сразу случился успех с моей пьесой «В день, когда умер мой дедушка». Ее показывали на международном фестивале «Ребро Евы» для финской публики. Спектакль шел на русском, а английский текст зачитывался синхронным переводчиком. Позже пьесу отобрали для публикации в литературное медиа Voidspace. Текст, что я прикладывала к заявке в немецкую резиденцию, пристроился в журнал Oranges. А в июле 2023 года я побывала в писательской резиденции в Швеции. Изначально поездка планировалась на два месяца, но в связи с усложнением визовой истории я попала туда всего лишь на несколько дней. Там я еще больше убедилась в важности этих публикаций: когда знакомишься с коллегами-писателями из других стран, удобно иметь возможность сразу показать свое творчество. И не просто в Google Docs, а на сайте литжурнала.

— С текстом в резиденцию тебе помогла переводчица, а остальные свои произведения на английском ты написала сама? Обязателен ли писателю идеальный уровень английского для того, чтобы начать публиковаться за рубежом?

— По-разному: какие-то тексты я отдаю переводчику, это проще и быстрее, что-то перевожу сама. У меня хороший уровень английского: есть переводческое образование, я много потребляю контента на английском. Самоперевод, в принципе, открывает больше возможностей автору донести свои смыслы и ценности, точнее передать их через текст. Но идеальный уровень языка в этом процессе необязателен. Наоборот, наш английский, английский неносителей, сам по себе интересен, он содержит в себе некую информацию, культурный код. Такой broken english иногда используют для достижения художественного эффекта. Но я бы советовала работать с бета-ридерами. Например, свой текст «I do nothing wrong» я показывала носительнице из Америки. Она не только подчистила ошибки и грамматические неточности, но и помогла с cultural gap — например, посоветовала объяснить, что такое сталинка. Для нас не всегда бывает очевидно, что подобные слова ничего не говорят людям, не жившим в России.

Вообще, на международном рынке тяжело быть одиночкой. Хорошо, если рядом есть кто-то, кому можно задать вопрос. Я советую идти в сообщество, искать единомышленностей, друг другу помогать, потому что мир англоязычных публикаций жутко непонятный и очень соревновательный. И мы, конечно, не с тузов туда заходим, потому что мы не носительницы, потому что у нас нет за плечами большого послужного списка, нам сложно понять, какие тексты там читают, какие тексты там публикуют, какие законы там работают.

— А поделись своими инсайтами: несколько отличий западного литературного процесса от российского?

— Например, большой популярностью на Западе пользуются Flash Fiction (истории до 1 тыс. слов) и Micro Fiction (тексты на 100–300 слов). Есть много журналов, которые публикуют такие тексты ежедневно! И за них еще и щедро платят. Вообще, формат Micro Fiction максимально подходящий для смартфона. То есть у таких текстов есть больше шансов быть прочитанными, потому что пользователь видит начало и конец в рамках одного экрана. Если ты собираешь себе портфолио, очень удобно: написал короткий текст — и получил публикацию! Но как их писать? Часто тексты Flash Fiction строятся по модели финального твиста, где конец рассказа меняет или привносит другой смысл в текст. То есть в конце у тебя должен быть такой мощный панч. Другой вопрос, что не всегда хочется подстраиваться под требования жанра, хочется делать конец таким, каким его вижу я, автор, а не таким, каким ожидает публика.

— Сейчас ты продолжаешь публиковать истории в зарубежных журналах и в чем твоя мотивация?

— Мой основной фокус сейчас российский рынок, но я все равно не расстаюсь с идеей побывать в европейских писательских резиденциях, поэтому стараюсь периодически публиковать свои истории там. Часто по требованиям конкурса тебя просят показать публикации за последние два года, поэтому опубликовать что-то разово и забыть не получится. Но параллельно с этим я чувствую все больше оторванности от зарубежного контекста. Доступность таких предприятий для меня, как для человека, выбравшего не эмигрировать и оставаться в России, становится все хуже.

{{slider-gallery}}

— На твой взгляд, сейчас есть смысл писателям и культурным деятелям в широком смысле слова тратить силы и как-то двигаться на международном рынке?

— Я не верю в отмену русской культуры, я знаю, что некоторые издательства и литературные агенты в принципе отказались работать с Россией, но другие уже возобновили работу или даже не прекращали ее вообще. Пусть не в таком объеме, но права на российские книги продаются за рубеж. Другой вопрос, сможет ли книга найти свою аудиторию в мировом масштабе? Если это, условно, книга про квир-людей, то в ней ожидают увидеть бесконечные страдания и ужасы жизни таких людей в России. Спрос на позитивные примеры, на мой взгляд, ниже. И вот нужно постараться убедить иностранного читателя, что в твоей книге есть что почитать. Интерес к русской культуре остается однозначно. Как некоторые люди влюбляются в абьюзеров, так люди влюбляются в нашу литературу и язык. (Смеется.)

— Последняя волна эмиграции унесла с собой многих представителей творческой интеллигенции, и, кажется, сообщество раскололось на два лагеря: уехавших и оставшихся. Как нам все-таки не поругаться?

— Нам очень нужно строить связи. У меня была серия презентаций в Тбилиси, Белграде, Париже, Берлине и Лиссабоне. Мы много общались там с ребятами, и чувствуется, что мы действительно далеки друг от друга. Уехавшим важно получить подтверждение правильности их выбора, ведь они столкнулись с огромным числом трудностей, и для этого они искусственным образом для себя закрывают возвращение или даже поездки в Россию. Мне кажется, нужны мостики между нами. Нам нужно открыто друг друга слушать и понимать реальности друг друга. У нас вообще нет поводов для ссор. Читая друг друга, все еще интересуясь тем, что происходит тут и там, мы эти мостики и можем строить. Я за диалог и за то, чтобы не терять связи с реальностью.

— В финале хочется спросить, каким ты видишь писательский успех.

— Успех — понятие субъективное: для кого-то это написать пять книг и выложить их самиздатом, кто-то мечтает о миллионах читателей. Но давайте честно: очень мало писателей могут потягаться в известности, например, с Ольгой Бузовой. Если поставить себе такую планку популярности, то нужно работать на широкую аудиторию, нужно давать людям то, чего они хотят, следовать трендам и потребностям рынка. Я хочу, чтобы мои читатели были приятными людьми, с которыми я сама хотела бы выпить кофе. Вот таких людей в мире не очень много. И когда я для себя это определила, я успокоилась: в общем-то, этого не так уж сложно достичь — вот чтобы на мои презентации пришли интересные, классные люди и я смогла бы там их посмешить, вдохновить. Еще я хочу написать книгу, которая будет продаваться в магазинах. Но глобально для меня успех в том, чтобы жить в соответствии со своими ценностями. Это может означать, что я не заработаю $100 млн, и я с этим фактом окей.