25 октября в Москве открывается главная в стране ярмарка современного искусства Cosmoscow, одно из центральных событий в отечественном арт-календаре. В преддверии ярмарки по просьбе SETTERS Media галерист Александр Бланарь (Serene) и художница Оля Австрейх, чей профессиональный дебют прошел именно на Cosmoscow, обсудили, какую роль в жизни галеристов и художников играют ярмарки.

SM: Вы пионеры Cosmoscow. Помните свой первый опыт на ярмарке? Это вообще была ваша первая арт-ярмарка?

Оля Австрейх: Да, кажется, это была моя первая ярмарка. Интересно, что меня не взяли на Blazar, но я сразу попала на Cosmoscow — как будто перескочила уровень.

Александр Бланарь: Для нас в Serene это тоже был дебют. Мы открылись в апреле 2022 года и на первой выставке показали восемь работ. Среди них была работа Оли, которую сразу приобрела Ксения Чилингарова. Когда готовились к Cosmoscow, Оля предложила создать серию специально для ярмарки. Так родились «Пловцы».

{{slider-gallery}}

‍Австрейх: Да, я их именно для Cosmoscow делала. Но я не помню, почему именно эту тему выбрали.

Бланарь: У Оли была серия «Пловцов» еще в 2020 году, но ее моментально разобрали. Идея показалась нам актуальной, хотя время и настроение сильно изменились. Новые «Пловцы» получились совсем другими.

Австрейх: В 2022 году был очень интенсивный период: в апреле — открытие Serene, в июне — моя первая персональная выставка в Lobby, а в сентябре — Cosmoscow. Первая версия «Пловцов» была о ковидном эскапизме, изоляции,
драма была в полной неизвестности — путь пловца казался бесконечным. В 2022 году появился другой контекст, и вода почернела.

SM: Саша, у тебя наверняка богатый опыт взаимоотношений с ярмарками, учитывая твою карьеру в Phillips. Расскажи, каково тебе было уже в качестве галериста.

Бланарь: Да, я обожаю ярмарки. Раньше, работая в Phillips, объездил их множество. Но быть на ярмарке как галерист — совсем другое. Здесь ты не ходишь по стендам, а ждешь у своего. На Cosmoscow мы сделали кураторский стенд с реверансом в сторону бассейна: использовали плитку, лежак и спасательный круг. Серия Оли разошлась мгновенно, а потом о «Пловцах» еще два года спрашивали и продолжают спрашивать.

Австрейх: Самое смешное, что мне сегодня утром вдруг написали: «Оль, ты можешь сделать „Пловца“, пожалуйста?» Ждите скоро «Пловцы 3.0» — возможно, должна замаячить надежда.

{{slider-gallery}}

‍SM: Это же огромный буст с самого начала художественной карьеры, когда ты видишь, что зрители и покупатели сразу скупили всю твою серию. Что вообще этот опыт дал тебе как художнице?

Австрейх: Деньги!

SM: А ведь это суперважно! Хочется как можно чаще напоминать, что художник, вообще-то, полноценная работа. А что насчет галеристов?

Бланарь: Cosmoscow для нас стал важным этапом. Сейчас мы уже почувствовали силу: с галереей в Лугано, Москве, планами на Лондон. Но тем не менее на этой ярмарке мы вновь показываем работы Оли, только уже из серии «Свет зажигается и гаснет» — работа из этой серии открывала нашу галерею. Если не уходить в сантименты, то мне кажется, что ярмарка как институция создана исключительно для галерей. Художник, если мы говорим про профессиональное поле, уже не является там первым лицом. Он ведь проходит карьерный путь, чтобы оказаться вместе с галереей на ярмарке. И тут уже ты просто ждешь, как отработает галерея и как воспримут покупатели и коллекционеры. Ты не можешь на что-то повлиять на этом этапе.

{{slider-gallery}}

SM: А ты ведь как галерист еще и в международных ярмарках участвуешь, учитывая вашу широкую географию. Расскажи про этот опыт. Интересно сравнить.

Бланарь: Пока из международных у нас была миланская MIA Photo Fair. Мы хотим больше и планируем сейчас подаваться везде. Здесь, кстати, мы снова возвращаемся к художнику. Чтобы попасть на ярмарку, во-первых, галерея должна быть с хорошим провенансом, историей. Нельзя сделать выставку, а потом полгода ничего не делать. На это все смотрят. Во-вторых, когда галерея уже приличная — ее рассматривают с точки зрения художников. Помимо художественной составляющей, для всех важно наличие других ярмарок, выставочная активность, даже авторы кураторских текстов — смотрят буквально на каждую деталь. Конечно, именно поэтому ярмарка — это срез трендов. Все привозят то, что должно продаться. При этом все равно этот путь прежде всего институциональный.

Австрейх: Я сейчас поеду на Frieze London в первый раз!

Бланарь: Ого! Первый раз?

Австрейх: Да! Мне суперлюбопытно. Никогда не была на большой интернациональной ярмарке. Мне кажется, что меня перекроет от впечатлений. Хочется увидеть вживую всех, за кем я слежу в Instagram*.

{{slider-gallery}}

Бланарь: Cosmoscow в этом плане, конечно, больше про локальный рынок. В России рынок маленький, мы все друг друга знаем. Ты можешь даже позвонить кому-то из руководства ярмарки, если что-то неладное произойдет. На интернациональных ярмарках около 300 галерей, где ты конкурируешь уже не только с Алиной Пинской, а с такими гигантами, как Gagosian, например.

Влияет еще и то, что мы в России не до конца включены в международный контекст. Какой бы фурор ты ни произвел в Москве — для игроков за рубежом важны те институции, которые интегрированы в систему, а вот МАММ или МОМА, к сожалению, для них практически ничего не значат. Мне кажется, что из русских художников только Евгений Антуфьев выставлялся на Frieze, а еще участвовала галерея Osnova.

На крупных ярмарках намного больше возможностей: слетаются буквально все журналисты, коллекционеры. Город полностью перевоплощается, и арт-тусовка происходит на каждом пятачке. А еще ярмарка — это очень выматывающее предприятие. И тут я бы спросил у Оли: мне профессионально важно везде побывать, посветить лицом, познакомиться — это поиск новых клиентов и так далее, а как художница представляет себе ярмарочную неделю?

Австрейх: Как адский индустриальный ресерч. Я буду набирать какой-то пул новых художников и галерей, чтобы супервдохновиться. Буду все фотографировать, рассматривать. Упор скорее очень зрительский. Мне важнее с артом соединиться, а не потусоваться. Хочу пойти утром, спокойно посмотреть. Для меня, как для художницы, это серьезная работа. Мой личный диалог с теми, кто мне близок.

SM: Можно ли построить успешную карьеру художника без участия в ярмарках?

Бланарь: Да. Конечно, это часть нашего рынка. Мы сейчас с Олей с двух разных полей будем: она несет смыслы, а я, грубо говоря, как торгаш. Соответственно, когда ты рассказываешь коллекционеру о художнике, ты раскрываешь его профессиональную историю: вот он был на Art Basel, а он на Frieze. Это карьерный пунктик. Но ярмарки опять же важны для галерей. Художник может вообще не быть на ярмарках и при этом иметь успешную карьеру. Все равно ярмарка — это только один из инструментов. Без ярмарки тоже можно классно развиваться и делать себе музейные шоу.

Австрейх: Нас учили, что ярмарки не принято вставлять в CV, но я думаю, что престижные ярмарки, особенно если это соло-стенд, обязательно нужны в портфолио: там также есть поле для высказывания. К слову, меня восхищают художники, которые могут себе позволить не вести Instagram*. Я считаю, что это вообще next level. Все-таки сейчас приходится всем где-то по чуть-чуть хаслить, объединять усилия. В любом случае участие в ярмарке — это возможность заработать.

‍{{slider-gallery}}

‍Бланарь: На этой ноте хочется еще раз вернуться к Cosmoscow. Я в арт-индустрии уже больше 15 лет. И эта ярмарка — то, что позволяло нашей индустрии развиваться по-настоящему. Туда приезжала очень крутая галерея Peres project, например. Уже больше десяти лет они делают жутко важные вещи для нашего развивающегося арт-рынка. Это позволяет дальше развиваться и галерее, и художнику. Даже просто быть более видимым. Часто ведь ходят для того, чтобы узнать что-то новое.

Австрейх: Я могу сказать, что я ходила на Cosmoscow много-много лет. И даже мечтать не могла, что я когда-нибудь попаду туда как художница. И когда вдруг все вот так закрутилось, что сразу на первой ярмарке у меня два стенда, куча внимания, продажи, — честно говоря, это прямо сильно повлияло на меня как на человека и профессионала.

SM: А как думаете, чему нашим локальным ярмаркам стоит поучиться у международных? Опуская фактор небольшого количества игроков и концентрируясь на инициативах в самом широком смысле этого слова. Может быть, что-то перенять в методе отбора, публичной программе, мерах поддержки молодых художников?

Бланарь: Здесь я точно скажу то, что наболело. Не пускайте, пожалуйста, никого на ночные монтажи, как это было с Blazar. Я много с кем пообщался из индустрии, и это прямо тема года. Ярмарки открываются в 11 утра в определенный день для суперблизких коллекционеров и друзей проекта. Потом уже другие зрители приходят на открытие и вернисаж. Раньше люди бежали к утреннему времени — успеть купить. Сейчас каталоги заранее рассылаются в мессенджерах, ты можешь заранее приобрести все работы. Мы, например, задерживаем какое-то количество работ специально для ярмарки, чтобы было что показать на стенде, не продавать раньше времени. Это про плохое!

‍
Cosmoscow, на самом деле, очень много делает для художников. Помню, что была премия молодых художников с швейцарским банком Credit Suisse — было прямо очень круто. Даже я для себя узнаю какие-то новые институции благодаря выбору институции года. Здесь хочется сказать спасибо, что проект смотрит вглубь регионов.

Но вообще, хотелось бы вовлечения большего количества игроков с разных сторон. На крупных событиях строится целая экосистема — если в Лондоне идет Frieze, то весь город будет посвящен современному искусству. Музеи открывают специальные выставки под эти даты, делают коктейли, все магазины и бутики делают коллаборации, наливают тем, кто приехал на Frieze.

Австрейх: Вот! Мне уже рассказали, что известный membership club будет делать свой поп-ап в ярмарочном пространстве, куда могут заходить только члены клуба. Еще на какие-то истории уже позвали в эти даты. Я сначала подумала: «Блин, зачем все делать в одни даты? Какое-то безумие». Но, видимо, смысл как раз в этом — отпраздновать искусство.

Бланарь: Конечно, все ведь приезжают именно в эти даты в города. Ведь отличительная особенность ярмарки — это то, что ты можешь увидеть искусство, которое, возможно, больше никогда не встретишь. Те же «Пловцы» — они все разошлись по частным коллекциям, и только потом одного, из коллекции Оли Карпуть, показали на выставке «Названо Вазари. Маньеризм» в нижегородском Арсенале.

{{slider-gallery}}

SM: А как дела обстоят с покупкой работ музеями?

Бланарь: Все музеи мира, конечно же, приезжают на ярмарки и ходят своей кураторской группой. Я вспоминаю, как Ярослав Воловод, который сейчас куратор в музее Гуггенхайма в Абу-Даби, ходил и все скупал на ярмарке.

Австрейх: Мне кажется, что наши вообще не покупают. Им всем дарить надо.

Бланарь: Это вопрос бюджетов еще, безусловно. Эммануэль Перротен же недавно подарил 23 работы из коллекции своей галереи Центру Помпиду.

Еще важная отличительная черта наших локальных ярмарок: во всем мире это просто очередная ступенька для художника на пути к карьере большого мастера, чисто профессиональное событие, в России — совсем другая история. Ярмарка — это прежде всего праздник и фурор.

SM: Для праздничного финала здесь хочется вот что спросить. Последние пару лет ярмарочные пресс-релизы пестрят какими-то невероятными продажами. Для себя я это связываю с тем, что у нас абсолютный кризис настоящего среза современного искусства. Собственно, нет очень важной функции, которой занимаются большие западные музеи и галереи. А ярмарки — это как будто тот самый инструмент, который помогает запечатлеть последние тренды. Возможно, в каком-то скошенном режиме, учитывая ситуацию с работой «Малышек 18:22» на последнем Blazar. Тем не менее аналитическая функция присутствует и исправно выполняется. Как вы чувствуете, с чем связан этот бум продаж на локальных ярмарках? И существует ли он внутри индустрии?

Бланарь: Ты все абсолютно верно говоришь. Действительно, ярмарки сейчас чуть ли не единственный, крайне значимый инструмент, благодаря которому ты можешь прийти и увидеть, что происходит в российском современном искусстве. Отдельно у галерей, например, нет таких ресурсов. Здесь ты уже видишь все, что есть. Может быть плохо или хорошо, но все существует в одном месте.

С точки зрения бума — он, думаю, действительно существует, не только на бумаге пресс-релизов. Покупателю или коллекционеру проще прийти на ярмарку и купить все сразу, нежели искать по галереям. Тем более что ярмарок у нас становится больше. Но это происходит чуть бездумно. Опять же, до пандемии было полно шуток про зарубежные ярмарки, что ты не можешь там ничего купить. Ты приходишь, и тебе говорят: «У нас первые покупают музеи, мы для них держим» или «А у вас есть фонд? Нет? Тогда не продадим». На локальных ярмарках есть ощущение, что все от ажиотажа покупают все без разбора: «Все куда-то бегут, что-то покупают, поэтому я куда-то побежал и что-то купил». Как Black Friday! Это хорошо для арт-рынка, хорошо для художника, но, на мой взгляд, это полумеры. Подчеркнем здесь, что важно: финансы и ресурсы у нас есть, люди хотят покупать — уже первый шаг. Но только самый начальный. Дальше все уже должно быть осознанно, институционально. Мне, как галеристу, хочется когда-то прийти к моменту, когда ты говоришь: «Хотите вот эту работу Оли? А что у вас еще есть в коллекции? Хотите забрать „Пловцов 3.0“? Купите, пожалуйста, вот тех, кто хуже продается».

{{slider-gallery}}

‍Австрейх: А я мечтаю, чтобы купил музей! Необязательно большой, это может быть малюсенький музейчик современного искусства. Или какой-нибудь международный фонд коллекционеров. Пока получается, что когда вы молодой художник или молодая галерея, то не всегда можно выбирать, кому продавать. Тебе важно просто встать на ноги. Саш, у тебя пока не было такого опыта, когда ты хоть немного мог управлять покупателем?

Бланарь: У меня пока такого опыта не было, и даже скорее я пока внутренне не дорос до этого. Мы все еще находимся в ситуации, когда важно продать, чтобы дальше сделать другой важный художественный проект. Это и внутренняя работа, и тренировка, конечно.

Австрейх: Тоже определенная привилегия, кстати. Сложный бизнес у нас, короче.
_{* Instagram принадлежит Meta, признанной экстремистской организацией на территории РФ.}